— Это же «Посох мира», — рассмеялся Темный властелин. — Да, артефакт могущественнейший. Но он не способен убивать! Он может творить любые заклятья, но направлять их можно исключительно на мирные цели. Тебе не победить!
— Да? — Андо перехватил посох поудобнее, и изо всех сил тресну Властелина по голове.
— Милые дамы, — Улыбнулся Арджан. — Если мужчина хочет в тишине захомячить апельсин, не надо подрывать обстановку воплем: — «Почисти на всех!». И тогда быть может не придется судорожно искать ответ на встречный вопрос: — «А куда исчез оставленный мне с вечера кусочек торта?».
Штифт скривился и отставил кубок:
— Все у вас лиш бы для похудания. Раз угощаете чаем для похудания, может быть найдется и чай для потолстения?
— Для потолстения может быть все, что угодно, — рассмеялась эльфийка. — А у нас все только для похудания.
— Если у вас все — для похудания, — буркнул Штифт. — Можно мне, например, торт для похудания?
— А, это мой первый министр, — Темный властелин указал на фигуру. — Пятый, или шестой по порядку, точно не помню. В общем тот, кто запретил гоблинские повозки. Грязно, ломаются, аварии, ну и все такое…
— И что он делает здесь, на обочине? — спросил Андо.
— Ждет цивилизованного дилижанса.
— Давно? — хмыкнул Шумани.
— Лет полтораста…
— Что страшнее, беспощадно-бессмысленная бойня или бессмысленно-беспощадная? — буркнул Арджан, осуждающе поглядев на Шумани.
— Масло?! — Расхохоталась лягушка. — Я шла по головам!
— Как это? — удивился Андо.
— В «Царя горы» в детстве играл?
— И вот что я со всем этим должен делать? — король в отчаянии воздел руки. — Снег! Всюду снег! Королевское золото уходит рекой. И, спрашивается, куда?!
Гном-советник огладил бороду:
— Мы вывели на расчистку больше ста единиц уборочной техники.
— Где? Где эта ваша техника? — вскричал король.
— Посмотрите сюда, — поклонился гном.
— Это же гоблин с лопатой!
— Это, — веско произнес гном. — Единица уборочной техники!
— Я разорен! — Король беспомощно опустился на трон.
— Я думаю, — осторожно сказал Андо. — раз на вас работают единицы уборочной техники, оплата тоже должна производиться в неких единицах королевской благодарности…
— Палач!
Гном резко спал с лица, но возражать не осмелился.
Король в раздумье переводил взгляд с палача на гнома и обратно.
— Дай-ка, — он протянул руку. Палач с поклоном протянул суверену тяжелый точильный круг. — Еще ленту.. ага.
— Это — единица королевской признательности! — Король торжественно повесил на шею ошеломленному гному точило. — Нет, нет! Носить не снимая, мое повеление. Отныне за каждую подобную единицу уборочной техники я буду награждать единицей королевской признательности! Сколько, говоришь, «единиц» там работает?
Гном побледнел еще сильнее.
— И вот, она подходит ко мне сзади, обнимает… шепчет: — «Что у тебя попа такая холодная?» — «Проветривал,» — отвечаю… Изумление. Злость. Тоска, — королевский шут тяжело вздохнул. — И вот как теперь объяснить, что проветривал я — комнату, и просто немного замерз? Проклятая профессия…
Андо пожал плечами.
— Ты не знал, на кого поставить? — рассмеялся букмекер. — Очевидно же, в схватке дракон против дракона победи-и-и-и-и-т… дракон!
— Хорошо, — предложил Андо. — Можно подойти к проблеме с другой стороны. Что если рыцарь, убивший дракона и сам ставший драконом, раньше и был драконом, убившим рыцаря и ставшим рыцарем после его, рыцаря, убийства?
Эрдвейн разинул зубастую пасть и взмахнул крыльями:
— Теперь мне придется тебя убить!
— Думаешь, все так просто? — портной растянул тонкие губы в усмешке. — У каждой подушки — две стороны. Обычная, и сторона кошмаров. И самое интересное в том, что они не постоянны. Сегодня стороной кошмаров может быть эта. А завтра, или даже в течение ночи — другая.
— А как определить, на какую ложиться? — Андо поежился.
— Никак, — оскалился портной. — Пока не заснешь.
— Настоящей любви не существует!
— Только потому, что не повезло тебе?
— А тебе повезло? — Спросила ведьма.
Андо пожал плечами:
— Два человека — недостаточное количество для каких-либо заключений.
— Хочешь, пойдем по дороге и будем спрашивать всех встречных?
— Все равно мало, для статистического анализа.
— Какое количество тебя устроит? — ухмыльнулась ведьма.
— Нет, давай лучше так, — улыбнулся Андо в ответ. — Можешь ли ты дать гарантию, что вероятность существования настоящей любви в неограниченном пространстве-времени равна нулю? К тому же, не забывай про творение отрицанием.
— Это как?
— Если на предыдущий вопрос ты ответишь «да» и примешься, в поддержание своей версии, искоренять любые признаки любви в мире, ты тем самым где-то обязательно создашь наичистейшую любовь из всех возможных.
— А не имеет смысла, — археолог повертел алмаз в пальцах и легким щелчком отправил его в пропасть.
Гном рефлекторно подпрыгнул, стиснув ладони.
— Я продаю один артефакт за тысячу, и лежу на солнышке целый день. Если же я начну продавать редкости пачками, цена на них очень быстро упадет. Чтобы заработать ту же самую тысячу, мне придется пахать грязь сутки напролет, и не факт, что я наберу достаточно. Понял?
Андо пожал плечами. Штифт соколом вглядывался в пропасть.
— Редкость стоит дорого, пока она — редкость, — старик откинулся в кресле. — Передай мне, там, лимонаду.
— Обожаю свою работу, — Шумани опустил руки. Пламя, охватившее к тому времени каждый дом в деревне, сразу пошло на убыль. — Но уж больно после есть хочется…
Андо бросил на огненного волшебника непонимающий взгляд.
— Шашлычком пахнет! — пояснил маг.
По мере осознания этой мысли некромант оставался спокоен, рыцарь бледнел, гном — краснел, а Андо забегал глазами по окрестностям, прикидывая, успеет ли добежать до ближайшего куста.
— Ну сам посуди, куда еще податься рыцарю? Дракон изведен, и новых не завезли. Деньги… гм, проедены в общем. Остается — реклама.
Андо разглядывал толстого господина, закованного с ног до головы в латы. Господин обедал. Привалившись спиной к стене трактира, в одной руке он держал огромную кружку пива, в другой — индюшачью ногу, обильно размазывая жир по небритым щекам при каждом укусе.
— Хорошее место, — прокомментировал рыцарь. — Дармовая кормежка, взамен рассказов о былых деяниях и привлечения клиентов.
— И он тоже — рыцарь? — Андо недоверчиво оценивал объемы скрытого под надраенным железом живота. — А встать-то сможет, при таком пузе?
— Вполне себе рыцарский животик, — буркнул Эрдвейн.
— Ты даже не представляешь, — Штифт заговорщически пихнул Андо локтем. — Сколько заказов на переделку лат под вот такой «животик» нам поручают.
— И принято заканчивать: — «А корабля я что-то рядом не вижу…».
— Что, так и говорят? — пират хохотал до слез, утираясь широкими рукавами. — Ну, мой-то стоит у второго причала.
— На самом деле, — отсмеявишсь, пират погладил массивную серьгу в левом ухе. — все просто. Иногда за штурвалом по двое-трое суток стоять приходится. Пробиваешь мочку уха в новом месте — боль не дает заснуть. А уж зачем серьги этим… разрази меня гром — не знаю.
— Юмор висельника, — ухмыльнулся пират. — Это, как если тонешь в болоте и уже не выбраться — хватай себя за волосы.
— Что, можно вытащить? — удивился Андо.
— Нет, конечно. Но дай немного посмеяться тем, кто найдет твое тело.
— Интересно, если труп находится в состоянии зомби, можно ли считать некрофилию актом изнасилования? — буркнул Шумани.
— Но это невозможно. Ни в твоем танце, ни в бубне, ни в масках нет ни грамма магии, — возразил Андо.
— А ты способный, — усмехнулся шаман. — Бубны-пляски — для отвода глаз. На самом деле, когда мне заказывают дождь, я попросту поливаю цветы и мою окна.
— Но почему культ именно физической силы? — спросил Андо. — Я слышал, что в иных мирах орки известны как непревзойденные механики, способные сделать из чего-нибудь все, что угодно. Их называют «Мехбоссами» и они командуют армиями, оснащенными техникой и оружием огромнейшей мощи.
— Я тоже слышал. Жаль, наш мир не из таких, — орк стиснул кулаки, превосходящие по размерам буханки хлеба. — Мы пробовали. Создали, например, пол, который сам поглощает и перемалывает все те груды мусора, которые обязательно появляются, стоит нескольким оркам собраться вместе.
— И что?
— Ничего. После того, как большая часть отряда разом лишилась ног по колено, блестящую идею пришлось забросить. А наши шаманы вывели непреложный закон: в мирах, где преобладает магия, таких как этот, невозможно создать ничего мало-мальски технически сложного. Технологии, к сожалению, не могут существовать рядом с магией.
Из угла, где сидел гном, послышались сдавленное квохтанье.
— Штифт, дружище, — повернулся к нему орк. — Если бы я не был уверен, что ты меня бесконечно уважаешь, я бы мог заподозрить, что ты смеешься.
— Нет, что ты, — быстро откликнулся гном. — Этот закон действительно обойти невозможно.
— И для этого надо жить в такой халупе? Нет, я конечно понимаю, творческий процесс требует спокойствия и уединения, но разве обет бедности обязателен?
— Смеешься? — художник развел руками. — Разве я жил бы здесь, если бы мои картины пользовались популярностью? Хороший дом в тихом районе рядом с центральным парком… Эх, мечты, мечты!
— Но эти картины прекрасны! Как они могут не иметь спроса? — удивился Андо. — Гильдия художников просто обязана организовать тебе персональные выставки или как там это называется.
— Гильдия — закрыта тусовка. Все всех знают, все всем друзья. Чтобы попасть туда, нужно иметь хорошие связи, могущественных покровителей или и без того кучу денег. Талант здесь не обязателен.
— Тогда продай их сам. Развесь их на стенах домов, заборах и уличных фонарях.
— Думаешь я не пробовал? Штраф за незаконную торговлю все еще не полностью выплатил в городскую казну.
— Но должны же быть заказы? Ведь богатеи любят хорошую живопись.
— Все идет через гильдию. Заказы расходятся только среди своих. Об одиночках вроде меня никто не знает.
Андо задумался.
— У нас есть хороший товар, но мы не знаем как его продать. Вот когда и впрямь нужен гном, — вспомнил он Штифта. — Впрочем, у меня появилась мысль, — выдал Андо после минутного размышления. — Твои картины подписаны? Собирай. Эти пропадут, но я думаю, скоро ты получишь заказы на новые. Пошли!
— Сейчас середина дня, как раз успеем, — пропыхтел он, с трудом удерживая в руках большую пачку полотен. — Не отставай!
— Но куда мы идем? — спросил художник. — Это же городские трущобы. Здесь живут самые опустившиеся отбросы общества.
— Как раз то, что нужно, — ухмыльнулся Андо. — Развешивай по стенам.
Каждую вывешенную картину художник провожал тяжелым вздохом:
— Сколько труда пропадет! Этой же ночью все будет сорвано и пропито!
— Ты начинаешь понимать, — Андо засмеялся. — За чарку браги эти ребята сумеют всучить твои картины кому угодно. Очень скоро полотна разойдутся по всему городу. И на каждом стоит твои имя!
